Празднуйте милости, празднуйте радости,
сердцем считайте свои благодарности.
Празднуйте воду и хлеба обилие,
празднуйте то, что про голод забыли мы.
Празднуйте семьи, свободу общения,
что ваши дети не знают лишения.
Празднуйте вкусы и празднуйте запахи,
вся ваша жизнь переполнена благами.
И не считайте, что вам посчастливилось,
празднуйте милости.
Пора стряхнуть свинцовый слой печали.
Уже не раз мы новый год встречали,
жалея о потерянных годах.
И, не на рушив праведно традиций,
чтоб с годом старым правильно проститься,
мы на колени падали молиться
в двенадцать ровно с дрожью на устах.
Мене, мене, текел, упарсин.
А запад пьет и бьет свои бокалы.
Здесь запах свеч и свежих мандарин,
и елка, и мерцающий камин.
От Божьего перста осталось мало,
лишь мене, мене, текел, упарсин.
Когда в глазах туман при солнечной погоде,
вопросы – гвозди.
Тьма
гвоздей.
Ответов нет.
И бродит в сердце боль компотом прошлогодним –
беги туда, где есть единственный ответ.
Еще не ночь. Закрой покрепче ставни,
зажги лампадку, подогрей мне чай.
Мне так нужна твоих объятий гавань,
чтоб я могла забыться и молчать.
Наполни мою чашу благодатью,
из трещин не позволь ей вытекать.
Как мне нужна живая благодать!
Рожденная в агонии распятья.
А я дарить подарки не умею.
Коробки, ленты, мишура, шары.
Спешу. Лечу. Боюсь, что не успею
за скоростью рождественской поры.
Беспросветная ночь. Только свет фонаря приглушенно
освещает перрон, одинокий забытый вокзал...
Я пришла еще в пять и стою шесть часов отрешенно,
как статуя, и жду... Ты в двенадцать прийти обещал...
Каждый день, запасаясь терпеньем,
сжав желанья в железный кулак,
мы готовы платить за спасенье,
мы хотим быть достойными благ.
Надоело вживаться в подробности
фарисейских слащавых речей.
Говорят о смиренье и совести,
лезет святость из толстых щелей.
