Застывший стон похож на эскимо, и летний сон сбивается в гармошку. Так жарит ночь! А в сердце, как зимой, сметает вьюга ледяные крошки в одну большую кучу под сосной как памятник утраченных мгновений. И кажется, что это не со мной, и ум в цепочку собирает звенья упрямых фактов. Он – не мой, а я... немая. Все уже...
Я хочу догореть,
истощиться, истратить себя,
не оставить надежд
на пустые свои приношенья.
Обнажить нищий дух,
как деревья в конце ноября,
раздеваясь пред силой ветров,
застывают в смиренье.
Застудила сердце напрочь на суетных сквозняках, выпью горькой правды на ночь о бесчисленных грехах. Может, к утру полегчает, и отляжет от души, как же я не замечала, что не в силах больше жить? Что молитвы и прошенья, чтенье, пенье – все не впрок, сушит разум боль падений, и не слышит больше Бог. Ах...
Цедит осень скупая дождем,
по секундам часы еле-еле.
Пышный батюшка стал звонарем,
херувимы в раю постарели.
Фразами «нужно верить» сыта душа по горло.
Списки, посты, молитвы – кажется все не впрок.
Я на своих коленях дыры уже протерла.
Где же он, мой любимый? Видно, не слышит Бог.
Воздух этой весной так прозрачен, так мягок и чист,
что душа, захлебнувшись в нектаре, восторженно тонет.
Так ее воспевали Вивальди, Чайковский и Лист,
когда клавиш касались не пальцы, а просто ладони.
Я не хочу по бездорожью
блуждать в безбожной тишине.
У трона, мой Защитник, Боже,
замолви слово обо мне.
Понимание. Мне нужно понимание.
Где найти сей древний дефицит?
Хоть чуть-чуть поддержки и внимания,
состраданья чуть, когда болит.
Хочу тюльпанов ярко-красных
и моря, теплого и светлого,
хочу подарков не на праздник
и бархатного неба летнего.
Не дай нам Бог когда-нибудь привыкнуть
к великим, но простым дарам причастья,
и то, как человек стал неба частью,
не дай нам Бог когда-нибудь постигнуть.
